Итак под катом:
- Невинная эльфийская дева (1шт)
- Мрачные флешбеки, пытки, смерть множества персонажей и тд. где-то
- Женская логика, усугубленная еще и тем, что она эльфийская.
- Ну и никому не знакомый мир со своими географией, религией и историей,
Из замечательного:
Дивный арт с дивной же девой от *Airikishan*
ТКНУТЬ И ПРОЧИТАТЬ
Ветер шелестел в листьях. Где-то далеко, за пределами города, звучали песни насекомых.
Ресницы закрытых глаз эльфийки дрогнули, когда она сосредоточилась сильнее. Вот музыка из дома среди ив – там жили молодожены, и шум от их праздников не мог сдержать даже обычный для всех нормальных жилищ полог приватности. Какое-то время девушка вслушивалась, пытаясь узнать мелодию. Это потребовало предельной концентрации, но спустя несколько десятков ударов сердца она во всем разобралась и даже начала мысленно подпевать.
«И на рассвете я приду,
В объятьях утренней прохлады,
И чашу света принесу,
В дом, где веселью будут рады.
Кто помнит имена богов,
В тот день, когда мы их позвали,
Как уголек в золе тревог,
В пожар победы раздували…»
В объятьях утренней прохлады,
И чашу света принесу,
В дом, где веселью будут рады.
Кто помнит имена богов,
В тот день, когда мы их позвали,
Как уголек в золе тревог,
В пожар победы раздували…»
Вот уж действительно «пожар». Не обычная победа, которую взращивают, но чудовище, уничтожающее прежнюю жизнь без разбору, чтобы на пепелище выросло нечто новое. Пальцы, лежащие поверх покрывала, свело судорогой. Она слишком старалась удержать над ними контроль и не дать вцепиться в ткань.
Девушка открыла глаза. Потолок над её головой терялся в сумерках, и резные узоры в виде весенних ветвей были едва различимы. Ловцы снов над её кроватью покачивались и медленно вращались вокруг своей оси.
Попытка убедить себя заснуть ни к чему не привела. Даже соседи, на которых она возлагала такие надежды, выбрали абсолютно неподходящую песню. Она совершенно не помогала отвлечься от единственных ночных звуков, которых девушка не хотела слышать.
Через две стены от нее кричал брат. Кричал громко, иногда срываясь на плач. Намного тише, но от того не менее разборчиво бормотала пытающаяся разбудить его мать. Её слова девушка знала уже наизусть – за последнюю сотню лет она слышала их слишком часто.
«Слишком. Какое точное и правильное слово», - подумала эльфийка.
Всё это было слишком несправедливо, больно и неправильно. Конечно, она, бывшая во время войны с Арвийской Империей еще ребенком, потеряла меньше других, просто потому, что мало что помнила. Например, она едва помнила своего среднего – после войны старшего – брата другим. Без тени во взгляде. Не проваливающимся по ночам в ужасные воспоминания. Не принимающим совершенно незнакомых эльфов за друзей, которых больше нет.
Ей не на что было жаловаться, по сравнению с матерью, на глазах которой вроде бы совершенно оправившийся от плена сын то и дело убегает в лес прятаться от солдат из крепости. Давно сгнивших солдат веками брошенной крепости. Мать давно смирилась с тем, что он всюду – даже на завтрак – носит с собой оружие и до предела заряженные артефакты. Чтобы защитить их, если солдаты вломятся. Отец – герой Поля Костей и один из самых знаменитых полководцев Алаатарэ – смирился еще раньше. Даже заходившие в дом знакомые или приглашавшие их к себе друзья не удивлялись. Таких не расстающихся с оружием эльфов в большинстве поселений страны находилось не меньше полудюжины. Когда-то их было больше. Девушка повернулась набок, по привычке закончив мысль надеждой, что однажды их станет еще меньше. От надежды точно никому хуже не стало бы, хотя придавать ей слишком большое значение всё же не стоило.
Если бы она могла надеяться как-то более…продуктивно. Можно было, например, мечтать о том, чтобы стать целителем и найти лечение, до которого никто прежде не смог додуматься. Если бы она мечтала создать исцеляющее истерзанный дух заклинание – она превратила бы надежду в масло, поддерживающее огонь её решимости. Но путь целителя и чародея требовал особого чутья, интуиции, дара… Девушка всегда знала, что их у нее нет, потому мечтать даже не пыталась.
С самых ранних десятилетий ей был присущ некоторый расчетливый цинизм. Из-за него не удавалось даже поутешать себя нормальной девчачьей фантазией о том, чтобы вырасти сказочной красавицей, которой не обязательно становиться целителем или магом самой. Одной из тех дев, которых воспевают в легендах, и ради любви которых самые талантливые и решительные мужчины совершают невозможное. Девушка всегда понимала, что по эльфийским стандартам никогда не станет больше, чем просто хорошенькой. Среди людей она, конечно, сошла бы за ожившее видение, но… Эльфийка зло поджала губы. Люди, особенно их мало чем отличающиеся от зверей мужчины, считали вообще всех эльфов красивыми. И хорошо бы если это вызывало у них только восхищение…
Где-то в небесах над городом разошлись облака, выпуская на свободу белый диск Илэри и серп Альгерда. Луны богини семьи и мятежного бога войны. Свет проник через окно и заскользил по стенам и мебели. Девушка с радостью воспользовалась этим и впилась взглядом в бывшую частью противоположной стены картину.
Отвлечься от неуютной домашней суеты это помогло, а вот от мыслей о людях – нет. Хотя бы потому, что ночью эти существа не смогли бы, наверное, рассмотреть собственные руки. Прогнав нерациональный гнев, эльфийка напомнила себе, что люди вовсе не чистое, концентрированное зло. Проблемы, которые они создавали самим себе, и привычка уничтожать всё, до чего они дотягиваются, были прямыми последствиями их нелепо короткой жизни, не дававшей людям возможности постичь баланс, существующий во всех проявлениях окружающего мира. Человечеству была дана возможность изменять мир и творить удивительные дела – но совершенно не хватало разума и выдержки не идти на поводу собственных сиюминутных желаний. В чем-то проблема с человечеством напоминала проблему с замечательной, но совершенно необученной собакой. Или с необъезженной лошадью. С животным, которое под чутким внимательным руководством может стать чем-то большим, чем когда-либо подозревало.
Люди Исты – созданного на границе между Алатаарэ и Арвийской империей государства – как-то сумели понять это и принялись перенимать у её народа правильное отношение к жизни. Но жители Исты поколениями жили рядом с эльфами. Даже будучи имперцами, они поддержали своих соседей в войне с метрополией. Этим людям потребовались поколения, чтобы проникнуться мудростью – нелепо ожидать, что всё остальное человечество поумнеет быстрее, чем уничтожит мир, в котором все они живут. Появление в результате их действий Проклятого Леса и Поля Костей их так ничему и не научило. Конечно, человеческие полководцы и маги в панике бросились устанавливать правила, по которым применять приведшие к чудовищным результатам заклинания было нельзя ни в коем случае. И эти люди умерли бы, чтобы не дать использовать их вновь. К несчастью, они действительно давно умерли, а для ныне живущих все их слова – были лишь строками на бумаге. Как только очередной правитель решит, что его случай особенный – он тут же объявит, что пришло время радикальных мер и наплюет на все запреты. Если другой правитель, опасаясь за свои земли, не успеет первым.
Вот в этом и была главная часть проблемы – человечество ничему не обучалось. Люди не успевали передать свой опыт потомкам. Их требовалось возглавить, подать им пример – подражание лидерам было у короткоживущего народа в крови. А главное - только достаточно долгоживущий правитель смог бы удержать своих подданных от опасных для них самих глупостей. Дал бы людям порядок и стабильность, к которым лучшие из них всегда стремились.
Крики за стеной сменились бормотанием и сонными извинениями. Девушка спрятала лицо в подушку.
Когда-то она каждый раз бросалась к брату вместе с матерью. Потом поняла, что не может ему ничем помочь. Хуже того – брат потом по нескольку дней переживал, что напугал её. Когда кошмары случались часто, а попытки разбудить несчастного с каждым разом отнимали всё больше времени, девушка предлагала матери сменить её. Напоминала, что эльфы, конечно, намного выносливей людей, а любовь – прекрасное и мотивирующее чувство, но даже самым упрямым и любящим необходим сон. В ответ мать сразу же начинала сердиться и оправляла спать её саму.
Однажды родители начали говорить о том, не лучше ли будет отослать её в спокойный и больше подходящий взрослеющей девушке дом дяди. Брат всё сильнее переживал, что плохо влияет на маленькую сестричку и от этого ему становилось только хуже… Девушка не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Она изобрела около десятка способов игнорировать душераздирающие крики и научилась вставать, только если, проснувшись, не слышала материнский голос. Всё остальное время она пыталась убедить родных, что спит так крепко, что ничего не замечает. Вряд ли кто-то кроме брата ей верил, но это позволяло большую часть времени жить как нормальная семья.
Сегодня она тоже крепко спит и ничего не слышит. А значит, утром она уложит волосы и, как всегда улыбаясь, пойдет вместе с другими девушками встречать рассвет. Очередной рассвет, который она предпочла бы наблюдать с крыши дома или широкой ветки дерева – и в полном одиночестве. Чтобы никто не мешал любоваться красотой, чувствовать обновление мира… И не пихался локтями, пытался якобы случайно принять красивую позу или встать так, чтобы ветер удачно развивал волосы - просто чтобы поразить мальчишек, украдкой косящихся с тренировочных площадок.
Девушка отыскала взглядом гребень и заколки, лежащие на столе у её изголовья. Большие и маленькие – всего около десятка - с хрупкими, не отличимыми от живых цветами. Подарок отцовской сестры, надеющейся, что украшения смогут превратить милую, но заурядную племянницу саму в нежный цветок, от которого все окрестные парни не смогут оторвать глаз.
С другой стороны от окна, из-за ширмы призраком белело платье. Точнее, традиционный, похожий на ночную рубашку балахон, в котором ей предстояло встречать рассвет. Вид этого наряда доконал эльфийку окончательно.
Не хотела она быть хрупким цветком, который всю жизнь - даже пока мир рушится - будет носить за пазухой какой-нибудь храбрый воин! С безупречной репутацией и не мучающийся от постоянных кошмаров – об этом семья позаботится.
Девушка отбросила покрывало и рывком поднялась с постели. Плетеный коврик едва слышно зашуршал под ногами. Она не собиралась провести всю свою жизнь, надеясь, что большие разумные мужчины смогут её защитить. Рано или поздно всем в Алаатарэ придется вспомнить, что женщины могут быть не только красивыми, мудрыми и вселяющими уверенность.
Девушка стянула с себя рубашку и принялась натягивать спрятанный под кроватью охотничий костюм. Привычные к этой работе руки быстро затягивали ремни и шнуровки. Волосы она заплела в косу, а косу заколола. Ей всё больше становилось интересно, с какими прическами ходили на битву женщины северных эльфов, ушедших после Раскола за море. Отец их видел, но даже заговаривать отказывался о предавших их сородичах. Возможно, ему просто не хотелось поощрять интерес дочери к женщинам, лучше необходимого владевшим оружием.
Конечно, ему бы и в голову не пришло запретить девушке возиться с луком – в Алаатарэ стрельбе дочерей учила мать, как ту саму учила её мать. И так поколение за поколением. Но великому воину и в голову бы не пришло, что брат обучил девушку владеть кинжалом.
Честно говоря, брату и самому это бы в голову не пришло, если бы не проезжающие через город послы из Исты.
Эльфийка никогда никому не рассказывала, как однажды увидев людей – которых до того встречал уже не раз – он вдруг побледнел, схватил её за руку и утащил за конюшню. Девушка – тогда еще растущая чуть быстрее сверстниц девочка – почти не удивилась. Брат часто пытался её спрятать, когда на него находило. Но в этот раз всё было иначе. Он достал один из своих ножей и, панически озираясь, принялся уверять сестренку, что любит её и никому не позволит обидеть. Он зажимал девочке рот и шептал, чтобы она не боялась. И что он убьет её прежде, чем кто-то до нее доберется. Что всё будет хорошо.
Потом брат пришел в себя и ужасно испугался. Куда больше, чем она сама. Они до самого ужина просидели за конюшней, и девочка обнимала его и твердила что всё в порядке. Маленькой эльфийке даже в голову не пришло рассердиться. Она догадывалась, что могло пригрезиться брату. Потому, что во время кошмаров он не только кричал. Иногда он говорил – вернее, умолял или проклинал - вполне разборчиво.
Именно тогда к девочке и пришло решение. Когда настало время возвращаться в дом, маленькая, но очень решительная эльфийка твердо сказала:
- Если потребуется, я хочу быть в состоянии убить себя сама. А лучше – убить того, из-за кого мне придется об этом задуматься. Возможно, очень многих из них. Со спины, исподтишка, как угодно. Научи меня!
В небесах кроме двух лун стал заметен и тонкий как травинка серп третьей – Эстис, покровительствующей искусству. Интересно, как часто жители мира вспоминали о том, что к искусствам можно, при наличии некоторой фантазии, причислить что угодно? От навыков очаровывать окружающих, до умения художественно обойтись с правдой? Даже управление войсками или тихое убийство можно было счесть искусством.
Всегда можно было найти способ почтить если не покровительницу Алаатарэ - богиню семьи и магии Ирелию, с её белым величественным диском, занимающим небо чаще других - то едва заметную в её тени Эстасию. Необходимо было только открыть дару богини свои сердце и разум.
Девушка распахнула окно и выскользнула в ночь.
Брат и мать действительно научили её многому и были довольны результатами. Но о планах эльфийки они и понятия не имели. Ей следовало научиться ещё очень многому, прежде чем отправляться в путь. И девушка не собиралась упускать ни одной возможности.
Внезапно мини - как это нетипично для меня