Название: История одной истории
Автор: БК-тем
Бета: bettelgeyze
Размер: мини, 3283 слова
Пейринг/Персонажи: Ваймс, стража, вампиры
Категория: джен
Жанр: экшн, драма (по анк-морпоркски)
Рейтинг: R – NC-21
Краткое содержание: В городе появился новый вампир, слишком мало знающий о своих силах и слабостях.
читать дальше
Есть истории, которые обречены повторяться раз за разом, сколько бы человечество не уверяло себя, что извлекло из прошлого уроки. Хотя кое-кто мог бы сказать, что это сами люди вынуждены снова и снова наступать на те же грабли, по воле историй, странствующих между мирами. Истории любят людей – ведь где есть они, там всегда есть место страстям, недопониманию, уверенности в собственной избранности. Большинство людей мнят себя главными героями – и они в чем-то правы, кому еще быть главным в историях из жизней.Кто-то проходит через чужие истории насквозь, совершенно не задумываясь при этом, что пишет каждым своим шагом будущую легенду.
Ведь что есть легенда, как не история о человеке, вдохновляющая тысячи и десятки тысяч изменить свои жизни, бросить вызов, не сдаваться или хотя бы на миг остановиться и задуматься? Иногда из такой легенды рождается религия, и тогда история одного человека, оставив его далеко позади, начинает странствие через миллионы жизней, через время и пространство. Иногда вдохновляя, но чаще давая людям повод оправдаться: «Это придумал не я, так решил парень наверху».
Истории пожирают людей, которые соглашаются жить по их правилам.
Перед вами Плоский мир, покоящийся на спине космической черепахи. А если присмотреться поближе, прищурив третий глаз или вообразив пару хорошо отшлифованных линз, то можно разглядеть Анк-Морпорк, город, где среди поднимающихся с реки испарений, как в бульоне, перемешиваются истории людей, гномов и троллей. Истории притягивает к Плоскому миру, средоточию всего теоретически возможного и метафорического. А едва коснувшись пика Кори Челести или песков клатчской пустыни, истории неминуемо начинают сползаться в город на берегах Анка – туда, где больше всего людей, а значит возможно всё.
Но историям на Диске приходится непросто. Также непросто, как первым аквалангистам, шагнувшим за борт кораблей в непроницаемых скафандрах и обнаружившим, что толща воды оказывает еще то давление. И также, как исследователи глубин, истории не могут просто выскочить прочь, обреченные сражаться с миром, чтобы произойти до конца.
Есть, к примеру, история о том, как вампира, внезапно появившегося в середине зимы и принявшегося нападать на прохожих, сдали городской страже другие вампиры. Произошло это не сразу и стоило трем людям и одному гному жизни, а патрульным, наткнувшимся на примерзшие к мостовой тела, завтраков. И даже тогда дело оказалось не в гражданском долге, а в чем-то куда более древнем… Но это история-хищник, хорошо прижившаяся на поверхности Диска. В начале была совсем другая история.
Началась она под мостом – не Анкским мостом, разумеется, ведь там она могла бы закончиться, не начавшись. Под одной из дорог, приподнятых каменщиками над осевшими улочками так, что копыта лошадей можно было рассмотреть из окон вторых этажей. Обычно на улочках скапливалась грязь, которую с моста смывал дождь и сдувал ветер, но обосновавшаяся поблизости гильдия подметальщиков отвоевывала дорожку для прохожих шаг за шагом. Проблемы им доставлял только собаки и крокодилы, прячущиеся в тени моста, да останки их жертв.
Нищие и бродяги – а в ряде случаев и матросы – ставшие ужином для городской фауны были привычным зрелищем и для подметальщиков, и для проходящих под мостом минут через двадцать после рассвета стражников. Следы крокодильей челюсти сложно чем-то спутать... Именно поэтому, найдя в середине зимы под мостом труп, патрульные поняли, что перед ними жертва убийства, а не ранний завтрак крокодила-шатуна.
Шея жертвы – приходящей горничной лет сорока – была не разорвана, а изжевана. А быть может исколота так, словно кто-то превратил её в большую, кровоточащую подушку для иголок размером с гвозди. Или что-то – патрульные и прибежавший на их крики офицер отчаянно пытались не думать, что «кто-то», – прогрызло мышцы и кожу и выбралось наружу изнутри. При этом живот, самая желанная и доступная для городских животных часть покойной, был нетронут. Бледнеющий констебль Посети бормотал над телом молитвы от эпидемий и диких животных так, словно его заклинило. Он отгонял зевак прочь – только самых глухих, остальные разбежались еще на третьем повторении «Да не отложит псевдомалярийная оса кладку под кожей, у меня под лопаткой…» На случай, если злые силы тоже окажутся глуховаты или не будут понимать древне-омнианский и анк-морпоркский, он зажал в кулаке священную черепашку, намереваясь использовать её на манер кастета, и внимательно смотрел под ноги.
Великий бог Ом обычно не возражал против экзорцизма действием. Мало кто помнил, но долгая и разветвленная традиция изгнания зла огнем брала начало из прижиганий укусов и странных припухлостей на теле, а «одержимость» означала всего лишь безумие зараженного одной из болезней пустыни. Посети Неверующего любил историю своей веры и хорошо её знал, а старающиеся отползти от тела подальше крокодилы, обычно почти неподвижные зимой, только подтверждали его подозрения.
Штатному Игорю, явившемуся на место преступления одним из первых, показалось, что плоть женщины была изъедена паразитами.
Убервальдец запретил поднимать тело, велел огородить кусок мостовой вокруг него кольцом горящего жира и разрезал горло покойной от подбородка до ямочки между ключицами. Черви-убийцы наружу не хлынули. Даже после пары дополнительных надрезов он добился только того, что плоть лохмотьями сползла на камни.
На всякий случай – вдруг где-то поджидали своего случая не вызревшие яйца – Игорь прощупал ткани. Тщательно, без перчаток – повредить женщине он уже ничем не мог, а пальцы, в случае чего, всё равно пришлось бы отрубить и сжечь. Как, возможно, и констебля, прикасавшегося к телу. Правила Игорей на случай встречи с подобным заражением были строги до жестокости, и Ваймс мог только молиться мелким богам, чтобы эксперта успели вовремя остановить.
К счастью для пальцев Игоря и нервов окружающих, он так и не обнаружил того, что искал. Нет. Он обнаружил даже меньше, чем должен был.
– Колотые ранения, – с явным недовольством объявил убервальдец и наставил крепкий ноготь на совсем крошечную черную лужицу под телом. – Слифком мало крофи. Фы понимайт, что это означайт?
Патрульные переглянулись и отступили за спину констебля Посети, с довольным видом вешавшего тяжелую черепашку обратно на шею. Тот даже не сомневался, что всё обернулось меньшим из зол только благодаря вмешательству Ома.
В газетах ограничились короткой заметкой о нападении возле моста. Трезвомыслящие – а главное дорожащие собственными шеями – горожане покосились на респектабельных черноленточников, но и только. Вампирам был выгоден мир с людьми, и они зорко следили за каждым, кто отказался от жидкости на букву «к». Само предположение, что бессмертный аристократ может рискнуть выгодами ради удовлетворения низменных потребностей, привело бы их в такое расстройство, что буквально могли полететь головы. Нападение исподтишка, да еще на тощую, пропахшую мылом горожанку – подобное поведение было вульгарно и не аристократично.
В Анк-Морпорке всегда была парочка «диких» кровопийц, наравне с собаками и крокодилами подъедавшая бродяг и слишком пьяных прохожих. Они было просто одним и рисков городской жизни. Ангва отправилась в «Заупокой», расспросить, не появилось ли на улицах новичков, еще не разобравшихся, куда не стоит совать клыки, но это ни к чему не привело.
Совершенно незаметно возрос спрос на карандаши из осины и столовое серебро. В лавке священных товаров при храме Великого Оффлера (улица Мелких богов 17-19, «Продаём всё, кроме принципов и брокколи») чудесным образом за два дня освободилась забитая кладовка. Бутилированная освященная вода, слишком затхлая, чтобы её пить, и слишком слабо пахнущая, чтобы использовать её вместо одеколона, снова начала пользоваться спросом. А вот на число проповедей, обличающих богомерзких кровопийц ни первое, ни второе, ни даже третье убийство не повлияли. Несколько убервальдских аристократов, прибывших взглянуть на шедевры анк-мопрпоркской архитектуры (через подзорные трубы, сами камни мостовой на улице с тысячей храмов были для них слишком священны), и их щедрые пожертвования на ремонт крыш и фасадов не имели к этому ровным счетом никакого отношения. Ведь все знали, что всепрощение и свобода от подозрений либо не продавались… либо, как постановили святые писания восьмидесяти двух религий, очень даже отпускались по прейскуранту, а сделка была свята.
Но идиллия не могла продолжаться вечно. Пять нападений спустя по ледяной корке взаимной вежливости, которая сковывала пруд человеческо-вампирских отношений, пошли трещины. Похищение из собственной кареты племянницы лорда Ржава взбудоражило город.
Стражники тщательно разобрали карету в поисках улик, но нашли только три романа в мягкой обложке. Те самые, которые позднее невероятным образом исчезли из хранилища улик, а потом были найдены у Шелли в лаборатории. Влезшие на крышу дома лошади и кучер, опорожнивший весь алкогольный запас Псевдополис-Ярда прежде чем его перестало трусить, не оставили ни малейших сомнений в том, к какому виду принадлежал похититель.
Передовицы запестрели иконографиями большеглазой, слишком изящной для своей семьи блондинки и заголовками со множеством восклицательных знаков. Беспомощный взгляд бездонных глаз вот-вот отправил бы на поиски тысячи мужчин… Но первой на призыв сообщить страже любые сведения откликнулась другая девица. Мужчина рядом с пылающей гневом ней тоже наблюдался, хотя вряд ли его хоть в малейшей степени интересовала судьба леди Ржав.
– Подлый изменщик! – рыдала и потрясала кулачками юная – особенно для вампира – леди Лакримоза. – Я поверила, что он любит меня, и обратила, чтобы мы вечно были вместе! Слышали бы вы, как складно вещал этот негодяй про избранность и устаревший мир – и врал, всё врал!.. Да что он мог найти в этой бледной моли?!
– К деду! – рычал у дочери за спиной граф Сорокула. – В Убервальд! И ни шагу из замка, пока не исполнится двести! Обратила какого-то дебила и даже не объяснила ему, как прокусить артерию! Что скажут соседи... Что ты нашла в этом недоумке?!
– Он вовсе не недоумок! – взвилась пуще прежнего юная леди. Понять, что в ней говорит – сила любви или гнев на сомнения в её хорошем вкусе – было невозможно. – Мы познакомились в обществе историков! Он знал о прошлом Древней страны больше, чем ты, папа! А еще он учился на законника, художника, врача и собирался стать морским офицером, потому что все те занятия оказались для него слишком просты. А преподавали их замшелые пни вроде тебя!
Ваймс только курил и записывал. Бессмертие плохо сочеталось с заверениями в вечной любви от подростков. Особенно от тех, что бросали учёбу через месяц, просто потому что интересы изменились, или отстоять в споре свои в высшей степени оригинальные и новаторские идеи не получилось. Командору всегда казалось, что интерес молодежи к вампирам – штука довольно глупая.
Молодости была свойственна жажда перемен, а найти что-то более постоянное и традиционное, чем вампиры, было сложно. Хотя в самом желании сохранить вечную юность ничего странного не было – Ваймс мог подтвердить это как человек, только вчера узнавший, что законники жены, по традиции, уже подобрали для него место на кладбище и наняли архитектора для постройки склепа. С совершенно ужасными барельефами Слепого Ио, Афроидиоты, Оффлера и Ома на стенах – он тайком посмотрел чертежи. Допустим, Ио украшал гробницы всей знати, Оффлер был традиционен для берегов Круглого моря, а Богиня вещей, застрявших в ящиках, могла быть как-то связана с его работой – совать свой нос повсюду, но Ом? Он-то тут причем? Ваймс никогда в него не верил, как, впрочем, и в первых трех. Утешало только то, что любой стражник сможет арестовать изображение Афроидиоты за непристойное обнажение и потратить несколько приятных минут, составляя протокол...
Выпроводить возмущенную семейку удалось, только когда девица попыталась плеснуть в родителя командорским чаем. И то, что трехдневной заваркой можно было красить стены и от белой шелковой рубашки графа она не отстиралась бы никогда, было вовсе не при чем. Как объяснили явившийся на крик агонии Игорь и виновато краснеющая Шелли – взятая на кухне вода для заварки оказалась святой. Гном-алхимик, относящаяся к вере как к полезному и эффективному веществу, вроде соды, купила пятьдесят литров «крокодильих слез» и проводила иммунизацию братьев по оружию.
По словам ревнивой вампирши её неверный избранник, мнящий себя новым Темный Императором – не меньше, выбрал своим логовом склад. Одно из многих серых, облупившихся пристанищ для рулонов обоев и ящиков с инструментами, которые занимали несколько кварталов противовращательнее Саторской площади. Ангва всерьез усомнилась, что хотя бы червь с манией величия выбрал бы подобное место в качестве первой крепости, но опрос еще пары свидетелей всё объяснил – юноша снял склад с протекающей крышей под мастерскую. Где-то на временном отрезке между осознанием себя возрожденным Чертовым тупицей Джонсоном и первой (и последней) сессией в школе при гильдии архитекторов.
Но вышибив двери троллем стражники тут же отбросили сомнения. Все признаки обитания кровопийцы, который в мировом господстве разбирался лучше, чем в реальной жизни, оказались на лицо.
Там было холодно, сказывалась близость склада фьючерсной свинины – что отчасти объясняло, почему склад оказался по карману студенту. В наличии оказались даже старинная мебель (кресло и кушетка из разных гарнитуров) и неполный хрустальный сервиз. Части огромного помещения отделяли друг от друга портьеры и занавески, повешенные на бельевые веревки. Жировые лампы, расставленные так неудачно, что густых теней получалось больше, чем света, дополнялись треснувшими зеркалами в тяжелых рамах – любой человек, видящий своё отражение, спятил бы от такого их количества – и телом рабочего. Именно его, точнее его запах, стражники и обнаружили, даже не переступая порог.
После некоторых поисков мертвец был найден в углу, под уже начавшей пропитываться чем-то мерзким портьерой. Он разбух и гнил, таращась выпученными глазами в потолок. Вернее, одним глазом – стеклянным. Другой пострадал от копошащихся белесых личинок, расплодившихся в таком количестве, что, когда ткань сдвинули, часть из них упала вниз, на вытянутые ноги мертвеца. Игорь, прибывший к складам со своим новым экспериментальным инструментом для переливания крови – все, видевшие испытание прибора, назвали его не иначе, как оружием, – тут же кинулся поднимать падальщиц и разглядывать. Командор был почти уверен, что убервальдец выполняет свой долг и определяет время смерти, а не подбирает себе новое домашнее животное.
Челюсть мертвеца отпала, и обнажившийся язык представлял собой почти такое же жалкое зрелище, что и глаз. С другой стороны – на нем процветала жизнь, что в, какой-то степени, было жизнеутверждающе. Одна из щек несчастного была изгрызена крысой так, что сквозь склизкое кружево дыр виднелись зубы. Но самих грызунов поблизости не было – анк-морпоркские крысы были животными в высшей степени разумными и знали, когда на глаза попадаться не стоит, а когда пора вообще покидать корабль. А может тошнотворная вонь стала слишком сильной даже для них.
«Кретин не знал, что обескровленное тело всё равно будет гнить, – Ваймс почти слышал, как с лязгом отворяются запоры на клетке, удерживающей его внутреннего зверя. – А потом, когда ошибка явила себя во всей красе, даже не выбросил этого парня прочь, чтобы не марать руки. Просто прикрыл портьерой».
– Он был здесь, но должен был найти другое место! – с улицы подала голос Ангва, для чуткого носа оборотня запах гниения был слишком сильным. Как и для нюха вампира.
Стражники разделились, спеша обыскать соседние склады. Убийца не мог перебраться слишком далеко с девушкой в руках – с живой или мертвой.
«Если бы я был уверенным в собственных неуязвимости и превосходстве придурком, еще не научившимся контролировать чужие умы – а я надеюсь, что он ещё не научился этому, иначе нам конец – куда бы я пошел? – спросил себя Ваймс, глядя в спину исчезающим за углом констеблям. – Я бы не прятался по углам и подвалам, за мешками с луком. Так поступают только простые смертные, которые хотят выжить, не заботясь о гордости».
Взгляд его уперся в каменный дом, увенчанный голубятней и клик-мачтой. Он возвышался над складами, как… как замок феодала над его деревней. Или как башня мелкого волшебника – в доме было всего три комнаты, одна над другой. Пара фальшивых горгулий, призванных отпугнуть нелицензированных воришек, только добавляла сходства. В прежние времена, как помнилось Ваймсу, в этом доме жил владелец всего квартала. Потом он разбогател и переехал в особняк с садом, а дом превратился в сторожку для охранников. Но парни наловчились сдавать все три комнаты розничным торговцам и спать в голубятне, а потом сдали и её – мелкой семафорной компании… Солнечный день был в самом разгаре, но заслонки на крыше башни не двигались. Это решило дело.
По уму следовало согнать к сторожке всех констеблей, вооружить их арбалетами и, возможно, поджечь дом… Или отправить Моркоу на переговоры – его уверенные манеры, широкие плечи и честный взгляд многих преступников заставляли одуматься, но это потребовало бы времени. Вред ли вампир убил найденного на складе рабочего – крупного бородатого мужчину – ради крови. Возможно, убийство было вообще случайным – еще не освоившийся с новым телом парень мог не рассчитать сил или не сдержать гнева. Если девушка была еще жива, то подвергалась опасности каждую минуту.
Первый хозяин дома был человеком, хорошо знавшим натуру других людей. Поэтому на первом этаже не было окон, через которые мог бы вломиться незваный гость. Доползти до подоконника на втором этаже смог бы разве что плющ.
«В конце концов, я могу быть и неправ!» – сказал себе Ваймс поднимаясь по ступенькам и толкая дверь.
Первое, что он обнаружил, – в комнате без окон было по-настоящему темно. Второе – что он всё-таки был прав. Не в том, что убийца действительно перебрался в сторожку, а в том, что тот был полным кретином. Вампир оказался настолько самонадеян, что, подкараулив стражника у самой двери и вырвав меч из его рук, рассмеялся человеку в лицо:
– Никакой фантазии, чего еще ждать от шавки закона? Ну, доставай свой святой символ, раз кола и серебра у тебя нет!
Ваймс прикусил язык вместе с рвущимися с него словами и сделал пару шагов, будто пятясь. Собственная кровь показалась ему совсем не соленой, риск слишком раздразнить монстра был велик… Но ни один молодой вампир не мог одновременно думать об утолении жажды и о чем-то еще – не то, чтобы Ваймс мнил себя специалистом по чудовищам, но отбиваться от задержанных, которые оказались не так просты, ему приходилось. Приходилось быть изобретательным, чтобы выжить.
Вампир оказался сбит с толку светом, ворвавшимся с улицы, когда противник двинулся с места, и привкусом крови в воздухе. Услышав шорох ткани, он принюхался – такое полезное в сумерках ил полной темноте зрение никак не могло адаптироваться.
– Это что? Медяшка?
– Это значок стражника, – прорычал командор, перенося вес на одну ногу. – С гербом и номером. Других святынь у меня как-то нет.
– И ты думаешь, что твоя вера в закон…Что эта штука защитит тебя от меня?! – рассмеялся убийца.
– Нет. Я, черт побери, совершенно уверен, что это единственное, что может спасти ТЕБЯ от меня!
Выбросив вперед руку с зажатым значком, а потом от души пнув заоравшего вампира в живот ногой, Ваймс вытолкнул того из сторожки, под солнце, и навалился сверху. Бронзовые бегемоты и сова прожгли кожу твари насквозь, словно металл раскалили добела. Под рукой стражника мышцы с шипением расплавились – совсем как в не таком уж и забавном алхимическом опыте, который показывала Шелли. Казалось, что вампир сделан из воска или даже масла. Вот только масло не кричит от боли и не зовет мамочку.
Дернувшись в последний раз, вампир закатил глаза и потерял сознание. Привычка переносить боль в комплекте с бессмертием не шла.
Пленница, выглянувшая из голубятни на крики, украдкой вытащила из сумочки большие очки в черепаховой оправе, присмотрелась и потеряла сознание.
Не то, чтобы вампир был так уж плох – он был молод, не носил мерзкую бородку или усы, говорил о жизни возвышенно-презрительным тоном, расхаживал перед своей пленницей в развевающейся шелковой рубашке и обтягивающих штанах, а как он отбрасывал назад свои густые волосы… Конечно скрывающая свою близорукость леди знала, что у их отношений не может быть будущего. Но сложно было найти девушку, которой совсем не польстило бы то, что ради обладания ею красивый сильный мужчина готов на преступление. Еще больше польстило бы совершение ради неё подвига.
Юная леди Ржав мечтала быть спасенной благородным героем, кем-то, вроде Коэна-Варвара, но с дипломом школы при гильдии Убийц и знанием дюжины языков. Можно без особого титула – сойдет и непризнанный наследник великого рода, но желательно с широкими плечами и в сверкающих доспехах. С сильными руками, способными разорвать ткань… И не старше тридцати.
Они точно не включали в себя помятого стражника. Которые еще и спас её так быстро и скучно, словно просто выполнял свою работу. Мир был несправедлив. Ну что стоило мужчинам, прежде чем спасать даму в беде, почитать пару книг по теме?
Чтобы зачитать права, вампира пришлось оттащить в тень и огреть игоревой машинкой для переливания крови по лицу. Даже Моркоу в качестве альтернативы предлагал гномий хлеб – хотя дело было не в его личной неприязни, а в заблуждениях гномьей народной медицины.
– Именем Закона, – провозгласил командор, совершенно не задумываясь о том, насколько не оригинально и непохоже на кульминацию рассказа это звучит. – Ты арестован, приятель. И попробуй только дернуться до прихода адвоката. На то, что законник тебе поможет, можешь, кстати, особо не надеяться. Господин Кривс не любит тех, кто портит моральный облик немертвого сообщества…
Над Анк-Морпорком, бесконечно далеко от горожан и в то же время совсем близко, старая, как мир, и скучная, как привычные домашние штаны, история о Долге торжествовала победу над едва трепыхающимися Трагичными И Страстными историями Любви.
«Это не честно! – вовсе не кричала одна из них, ведь истории не могут говорить. – Стражники должны были быть просто статистами!»
Пара десятков историй-хамелеонов, маскирующихся под мифы и притчи, привычно отползали подальше. Они уже выучили, кого из людей двуединого города в себя лучше не втягивать. Пожалуй, что вообще никого. Слишком многие здесь совершенно не желали играть по правилам.
Этот мини писался в ужасе и как драббл) Потому что я боялась, что драбблов не будет и панически стремилась закрыть оргминимум. К счастью, мне не дали опозориться и текст был переписан.
Родился этот фик из сцены задержания и писался ради нее же.